Наталья Дмитриева - Колос времени [СИ]

Доктор Порциус, подняв голову, посмотрел на нее отрешенным взглядом.

– Что же… что же тогда случилось? – произнесла девушка, прерывая затянувшееся молчание.

– Я не понял… – доктор запнулся, застыв с приоткрытым ртом, словно разом позабыл все нужные слова. – Я действительно ничего не понял… Каким-то образом мы шагнули… мы миновали… несколько столетий… это произошло так быстро… я не успел ничего понять…

– Но как же такое могло случиться? – изумленно переспросила Мартина, не удержавшись, чтобы не перекреститься повторно. – Это же колдовство!

– Нет, нет, ничего подобного! – поспешил заверить ее Гиммель. – Клянусь вам, моя госпожа, дьявол не прикладывал к этому руку! Это сотворила Феофано, для этого она и взяла с собой Колос. Ни ей, ни мне он не был не нужен – мы умели делать шаги сквозь время и без помощи камня, но отец и другие… Как я понял потом, девушка хотела спасти их от костра – она думала незаметно подобраться ближе и, улучив момент, задействовать силу Колоса, чтобы увести их с собой лишь немного вперед, возможно, на год или на два. Такое вмешательство в естественное течение времени для неотмеченных знаком Девы у хронитов было строжайше запрещено – за это полагалось суровое наказание; но использование Колоса для своих целей, пусть даже благих – это грех, которому нет прощения!

Феофано знала об этом, тем не менее она поступила именно так, сознательно нарушив заповеди, исполнение которых было ее священной обязанностью… Но Бог ей судья.

Я ничего не подозревал и не о чем не догадывался. Когда я открыл глаза, то увидел, что лежу на голой земле, а рядом со мной сидит Феофано, бледная как смерть. Не успел я открыть рта, как она принялась плакать и биться головой о землю. Мне стало страшно, я решил даже, что она тронулась умом, и стал озираться, выискивая отца. Но никого рядом не оказалось. Больше того, мы находились в другом месте, совершенно не там, где была тюрьма – приглядевшись, я узнал церковь Святого Георгия у Харисийских ворот – мы были прямо за ней. Здесь проходила центральная улица Города, самая широкая и красивая – по ней в любое время суток сновала пестрая толпа, а у ворот всегда толпились люди, желающие попасть в столицу или же покинуть ее. Но в тот момент я не увидел никого – ни одного человека, даже нищие куда-то исчезли. Вокруг стояла необычайная тишина. Город будто вымер.

Видя, что Феофано никак не уймется, я встал и приказал ей немедленно прекратить рыдания – не сразу, но она меня послушалась. Мне уже было понятно, что отца и дядю мы не спасли – и хотя я не представлял себе, что же на самом деле произошло, но был полон решимости вернуться обратно к тюрьме и все выяснить.

Однако стояло мне сделать шаг, как моя спутница вцепилась мне в руку с такой силой, что проткнула мне кожу ногтями.

– Нет, Никифор, не ходи! – вскричала она. – Ах ты, Господи! Это я во всем виновата!

И она снова залилась слезами.

Немалого труда стоило мне вытянуть из нее всю правду; наконец Феофано все мне рассказала. Она не успела подойти к осужденным так близко, как требовалось; кто-то из людей барона вырвал у нее Колос; ее саму чуть не схватили, но она уже сделала шаг и увлекла меня за собой. Сила Колоса вытолкнула нас вперед гораздо дальше, чем было нужно – Феофано даже затруднялась сказать насколько. Но хуже того, что мы не могли вернуться – ибо хотя и дозволено посвященным обгонять поток времени, но ни один из них не в силах повернут его вспять. Даже будь у нас в руках Колос, мы бы не смогли этого сделать.

Но величайшее сокровище хронитов оказалось утрачено! Оно осталось там, за много лет позади, в руках наших врагов. Думая об этом, и я чувствовал страх и уныние – что уж говорить о Феофано!

– Ах, Никифор, – все еще плача, сказала она мне. – Господь меня покарал… Ты ни в чем не виноват, но и на тебя падет тяжесть искупления. Невинных приняли мученический венец – да вознаградит их Пресвятая Дева за все страдания! Хотя я верю, что ныне они пребывают в раю, все же сердце мое разрывается… Но Колос, Колос, наш священный Колос, который я поклялась сберечь даже ценой своей жизни! Ах, не видать мне покоя, пока он не будет найден! Никифор, Никифор, что же нам теперь делать?…

Я не мог ничего сказать ей в утешение.

Тогда Феофано вытерла лицо и села на землю, соединив кончики пальцев перед глазами. Из-под ее опущенных век все еще текли слезы, но причитать она перестала. Я заметил, что ее фигура будто бы заледенела и покрылась изморозью – кожа посинела как от сильного холода, а на лице образовалась ледяная корка. Я дотронулся до нее кончиком пальца, и всю мою руку словно пронзило огнем. Потом моя спутница открыла глаза – они у нее были совсем неживые. Она произнесла:

– Ищи Колос в землях франков… – и так несколько раз подряд.

Признаться, я мало что понял. Мне захотелось поскорее уйти оттуда, и я вышел на улицу, не дожидаясь, пока Феофано окончательно придет в себя.

Страшное зрелище открылось моим глазам. Большой густонаселенный квартал превратился в руины. Дома, нарядные дома из светлого кирпича и камня, стояли на половину разрушенные, пустые, почерневшие будто от огня. На каждом из них были вывешены маленькие флажки, светлыми пятнами выделавшиеся на фоне закопченных стен. По руинам бродили собаки, что-то выискивая. Потом я заметил – кое-где среди развалин лежали мертвецы. Воздух… воздух был насквозь пропитан приторно-тяжелым запахом гниения и смерти. Смерть, казалось, была повсюду…

Феофано догнала меня, и мы направились в сторону гаваней. Нам обоим было страшно, и мы держались за руки; наше отчаяние утихло при виде ужаснейших разрушений, которым подвергся Город. Да что там! Города больше не было, он умер, перестал существовать. Все вокруг было опустошено и разорено: лавки и склады – вывернуты и растасканы, прекрасные церкви – осквернены и разграблены, кресты на них – сбиты. Роскошные дворцы стояли голы и пусты, все их богатства похищены. Статуи и колонны валялись на земле, разбитые на куски. В фонтанах плавали трупы.

Но простите, моя госпожа, я не стану более утомлять вас описанием злосчастий, постигших великий Константинополь. Прошло уже много лет… да, целая жизнь прошла с тех пор, как империя ромеев перестала существовать, попав под власть неверных. Ни я, ни Феофано не знали тогда, что, преодолев двумя шагами без малого две с половиной сотни лет, мы оказались в том несчастном Городе, который турецкий султан по праву победителя отдал на трехдневный грабеж своей озверелой солдатне.

Мы как раз проходили мимо церкви Святого Иоанна в Трулло, когда оттуда послышались крики. Не успели мы опомниться, как из распахнутых ворот вывалилась человек десять в тюрбанах и кольчугах, с кривыми мечами у пояса – это были турки, грабившие церковь. Впереди они несли украшенное драгоценностями распятье, на которое был нахлобучен тюрбан; у некоторых поверх доспехом было напялено расшитое золотом священническое облачение, кто-то тащил оклады с икон и куски мозаик; у одного в руках были книги в позолоченных переплетах. Судя по малому количеству добычи, церковь грабили не в первый раз, и турки были раздражены и громко переругивались между собой.